Чайки возвращаются к берегу. Книга 1 — Янтарное море - Николай Асанов

— Это у тебя, Август, называется праздник? — спросила Магда.

Сын выглядел обиженным. Еще неделю тому назад отец обещал, что седьмого они пойдут на новую оперу. А сам ушел утром, по какому-то телефонному звонку, и вот только сейчас вернулся. Арвиду было всего двенадцать лет. Он не очень верил, что дела взрослых такие уж неотложные. Скорее всего, размышлял он, тут какой-то подвох. Может быть, папе просто не захотелось идти на эту оперу. Мало ли он повидал разных спектаклей. И маму обидел. Но ведь праздник есть праздник, он праздник для всех. Почему же для них с мамой никогда почти не бывает праздников?

Балодис понимал его настроение. Болтая с сыном, споря с ним, узнавая о его увлечениях, он всегда старался вспомнить свое детство, чтобы быть на дружеской ноге с Арвидом. К сожалению, из этих попыток почти ничего не получалось. Какое детство было у Августа Балодиса? Детство батрачонка, пастушонка… Конечно, когда он вдруг вспоминал об этом своем детстве и принимался что-нибудь рассказывать, сын замирал от любопытства. Но все-таки относился к рассказам отца почти так же, как и к повестям Григулиса или Лациса. Интересно! Очень интересно! Но представить, что именно так и жили тогда люди, почти невозможно. Это могло быть только в старину. А стариной для маленького Арвида было все, что происходило до его появления на свет. Новая история мира начиналась для Арвида с тысяча девятьсот какого-то пятидесятого. Старина была, конечно, интересна, порой страшновата, но она была так давно!..

Магда иногда даже сердилась, особенно, если Балодис действительно вспоминал страшное. Для нее страшное тоже кончилось с того дня, как кончилась война. Теперь она аспирант, вот-вот станет кандидатом искусствоведческих наук. В ее мире было столько красоты: красоты искусства, красоты книг, красоты музыки, полотен, красок — что, узнавая от Магды новости ее мира, Балодис и сам начинал думать, что слишком уж позадержался в старом мире…

Он неприметно вздохнул, вспомнив об этом «старом мире», и постарался сделать веселое лицо.

— А не лучше ли просто поужинать вместе? Мама откроет для нас бутылочку вина, и мы с тобой, Арвид, выпьем по случаю праздника как настоящие мужчины! Согласен?

— Согласен! Согласен! — вдруг оживился Арвид, вскочил с дивана, включил верхний свет. Балодис с некоторой грустью подумал: «Парень живет далеко от меня! А ему так нужен сейчас отец! Он рад даже тому, что может побыть со мной полчаса за столом…» И с жестокой ненавистью вспомнил опять о «старом мире», осколки которого сейчас, вероятно, тоже сидят за столом и выпивают по поводу первой своей победы. Как же! Они отлично устроились. Квартира вне подозрений. Приеде сделал все как можно лучше! Как будто ждал их сто лет и держал под подушкой ключ от их обеспеченного и спокойного будущего.

Вспомнил и спохватился. Надо было немедленно позвонить в Москву.

— Накрывай на стол, Арвид, помогай маме, я только позвоню…

Магда проводила его слишком внимательным взглядом. За эти годы она вполне усвоила опасность телефона. Этот проклятый телефон мог зазвонить в любое время дня и ночи. И почти каждый звонок немедленно отрывал мужа от нее и сына. Аппарат прямой телефонной связи с Москвой стоял в кабинете Августа, и Магда никогда не знала, надолго ли телефон оторвет Августа от семьи. Не знала даже, опасно ли его исчезновение для него самого. Он уходил, улыбаясь, говоря: «Я скоро вернусь!» — но это скоро могло продолжаться и час, и день, и неделю, и месяц. Хорошо еще, что в последнее время его отлучки не превращались в целые годы отсутствия.

Магда прислушалась. Муж говорил спокойно. Но он всегда спокоен, даже тогда, когда уходит «на операцию». Боже мой, и слова-то такие, докторские… «Операция!» Как будто речь идет об удалении больного органа у человека. Хотя Август ведь как-то сказал ей: это и есть одна сложная и долгая операция по излечению общества. Но он никогда не говорил ей, как опасны бывают некоторые такие «операции». Только из третьих уст, от знакомых жен помощников Августа она порой узнавала, что где-то в кого-то стреляли, что где-то кого-то ранили, а потом и сама навещала этого раненого в госпитале, приносила цветы, пирожные, фрукты и думала об одном: «А если Августа…»

А Балодис сидел в своем кабинете за плотно прикрытой дверью и докладывал о событиях.

— Они пришли от Силайса, товарищ генерал, — говорил он. — Силайс дал явку на некоего Приеде. Может быть, вы помните, товарищ генерал, был у нас такой радист в разведотделе армии, в тысяча девятьсот сорок четвертом. Он попал вместе со мной в плен… Ага, вспомнили? Хорошо, продолжаю. Их трое, вещи закопаны в лесу возле Вентспилса. Я думаю, что это и есть первые ласточки того самого плана англичан, о котором вы нас информировали: «План широкого проникновения…» Поэтому мы их устроили на квартиру к отцу одного нашего сотрудника. Нет, Приеде явился сам. Да, понимаю. Жду вас. Ну почему же завтра? Можно и после праздников, теперь-то они никуда не уйдут… Хорошо. Есть, товарищ генерал…

Он опустил трубку, потянулся всем телом, как после трудной и тяжелой работы, расстегнул пиджак, подумал, снял его, остался в сорочке, потом снял и галстук. Он очень устал, и Магда простит его. А сыну надо будет рассказать об одном из прошлых праздников — они ведь были разные! Иные Август встречал в лесу, другие — на войне, третьи — на подпольной сходке, а многие — в тюрьме буржуазной Латвии. Да и Магде будет невредно послушать о некоторых из таких праздников, например о том, когда вместе с Августом сидел тот художник, постой, постой, как его имя? — он еще все рисовал заключенных, их прогулки по кругу, их каторжную работу… Уже после установления Советской власти в Латвии, при создании Музея революции, начали собирать эти рисунки каторжника и выяснилось, что он был едва ли не лучшим из молодых художников… Ах да, Буш! Арестант Буш! Так вот пусть Магда послушает об одном из таких праздников, вспомнит эти рисунки. Надо бы спросить, а издан ли альбом этого художника?

Его вывело из задумчивости тихое постукивание в дверь. Это Арвид пришел звать к столу. Ладно, отбросим все злое и недоброе в мире, предадимся ненадолго отдыху, он всегда бывает слишком короток.

3

Генерал-лейтенант Голубев прилетел в Ригу утром восьмого ноября.

День был, как говаривали в старину, неприсутственный, но те, кого касалась операция «Янтарное море», были всегда готовы к действию. В самом деле, разве заставишь противника соблюдать твои праздники? Это в рыцарские времена воины прекращали сражение в субботу, чтобы дать своим врагам помолиться, и начинали его снова в понедельник. Нынешние «рыцари плаща и кинжала» стали циничнее. Они для своих атак нарочно выбирают праздничные дни, надеясь, что веселые люди менее бдительны…

Балодис встретил Павла Михайловича на аэродроме.

С тех времен, как началась их дружба, прошло много лет, но Балодис так и не мог бы сказать, что угадывает настроение Павла Михайловича по первому взгляду на него. Вот и сейчас Павел Михайлович держался ровно, спокойно, будто и не было никакой особой причины, которая оторвала его от праздничного отдыха. Только, здороваясь с Балодисом, встряхивая тяжелую руку полковника, словно бы между прочим спросил:

— Ну, как они?

И Балодис, поняв, что все главное надо приберечь для серьезного разговора в другом месте и в другое время, так же коротко ответил:

— Отдыхают!

Идя к машине, Павел Михайлович расспрашивал, как двигается диссертация Магды, как учится Арвид, пообещал, что пришлет своего парня, сверстника Арвида, в гости к Балодису на новогодние каникулы — пусть побегают вместе на лыжах, и за всеми этими дружескими разговорами не было никакой тени, как случается, когда двое самых близких друзей вдруг среди разговора вспомнят об одной и той же опасности. Павел Михайлович как будто нарочно выключил все размышления о тех троих пришельцах из чужого мира, предаваясь, пока можно, чувству дружеской приязни и отдыху.

О том, что перед самыми праздниками недалеко от Вентспилса совершен прорыв границы, Павел Михайлович узнал примерно через час после того, как прорвавшиеся достигли берега.

Еще тогда произошел крупный разговор с командованием пограничных войск. Прорывавшиеся не сумели уничтожить следы на берегу, да и торопились они очень. При первом же обходе границы служебная собака обнаружила закопанную в песке резиновую лодку. Осмотр лодки показал, что добраться на ней до берега можно было только с какого-нибудь судна, подошедшего к берегу чуть не вплотную. Следовательно, в территориальные воды прорывался вражеский корабль. Пусть это всего-навсего катер или субмарина, однако они не были обнаружены. А такая безнаказанность несомненно повлечет новые действия…

И вот трое из прорвавшихся оказались в Риге…